«Время, назад!» и другие невероятные рассказы - Генри Каттнер

Дейрдре, по всей видимости, не нуждалась. Узкий полумесяц рожками вверх. Маска похожа на мутный кристалл, наполненный полупрозрачным веществом аквамаринового цвета — цвета погибших глаз Дейрдре; ведь теперь у нее нет глаз, теперь она обречена смотреть на мир сквозь маску, ставшую зеркалом ее души.

Других черт у нее не было. И правильно, подумал Харрис, что ей не сделали лицо. Подсознательно он страшился увидеть лицо марионетки, скрипучую образину с жалкой пародией на человеческую мимику. Наверное, у Дейрдре все же имелись глаза, причем на прежних местах, дабы имитировать стереоскопическое зрение, свойственное сгоревшей актрисе, но Харрис рад был, что не видит искусственных глазниц, инкрустированных хрустальными шариками. Пожалуй, маска — самое удачное решение.

Странно, но он ни разу не вообразил, как покоится в металле обнаженный мозг. Маска в достаточной мере символизировала женщину, сокрытую в этой оболочке. Загадочная маска — не понять, то ли Дейрдре изучает твою реакцию, то ли ушла в себя и рассеянно смотрит в пустоту. Маске не хватало мимических вариаций, что озаряли невероятно подвижное лицо Дейрдре — пожалуй, самое живое лицо на свете. Но глаза, даже человеческие глаза, загадочны сами по себе. Они лишены выражения, если не считать движений век, и мерцающая в них жизнь — лишь отблеск мимики. Разговаривая с другом, мы машинально ловим глазами его взгляд, но если собеседник говорит с нами лежа, запрокинув голову, мы столь же машинально смотрим на его губы; наш взгляд разрывается между губами и глазами, нервно мечется от одного к другому, ведь губы и глаза поменялись местами, то есть зеркало души для нас — не столько органы зрения, сколько их расположение на лице. Маска Дейрдре находилась на должном месте, и легко было представить, что под ней скрываются глаза.

Когда схлынул шквал первого шока, Харрис увидел, что безволосому золотистому черепу Дейрдре придали на редкость красивую форму. Голова грациозно повернулась на металлической шее, и Харрис разглядел деликатно намеченные скульптором линии скул, придающие пространству под маской тонкий намек на человеческое лицо, — лишь намек, чтобы зритель мог уловить поворот головы, чтобы бесстрастный золотой шлем обрел ракурс и перспективу, чтобы свет, скользя по гладкому золотому яйцу, встречал на пути хоть какое-то препятствие. Сам Бранкузи не создавал столь утонченного и одновременно простого шедевра.

Разумеется, лицо было напрочь лишено любой экспрессии. Былая живость растворилась в дыму театрального пожара вместе с очаровательными, подвижными, лучистыми чертами прежней Дейрдре.

Что касается тела, Харрис не мог рассмотреть сокрытых под одеянием форм; дизайнеры не решились обрядить новую Дейрдре в один из тех костюмов, что она носила в зените славы, ведь такое смотрелось бы весьма нелепо. Даже мягкость ткани наводила бы на болезненную мысль, что под соблазнительными складками нет человеческого тела; к тому же металл не нуждается в защитном тканевом покрове. Однако, понял Харрис, без одежды Дейрдре выглядела бы довольно странно, казалась бы обнаженной — ведь тело ее, отнюдь не угловато-механистичное, было создано по образу и подобию человеческого.

Дизайнер разрешил сей парадокс, облачив Дейрдре в тончайшую металлическую сеть. Она ниспадала с покатых плеч прямыми складками, подобно длинной греческой хламиде, гибкая, но имеющая достаточный вес, чтобы не облегать корпус, а опутывать его паутиной.

Стопы, лодыжки и руки, коими наделили Дейрдре, оставались обнажены. С конечностями ее нового тела Мальцер сотворил настоящее чудо — по существу, механическое, но в первую очередь глаз оценивал совершенство художественного и анатомического решения.

Руки сияющие, светло-золотистые, гладкие, конусообразные, без намека на имитацию человеческих. Гибкие по всей длине, состоящие из тесно сочлененных друг с другом металлических браслетов все меньшего и меньшего диаметра, они оканчивались тонкими округлыми запястьями. В отличие от остального тела ладони почти как у людей, но тоже из крошечных секций, соприкасающихся так, чтобы имитировать гибкую живую плоть. Пястно-фаланговые суставы крепче, чем у людей, а сами пальцы тоже конусообразные, с длинными кончиками.

Стопы под конусами лодыжек были сконструированы с оглядкой на человеческие. Благодаря искусно сработанным подвижным сегментам у Дейрдре имелись пятка, подъем и гибкий передний отдел стопы, напоминавший средневековый латный ботинок.

Она и впрямь походила на создание, закованное в броню, — конечности в тонком пластинчатом доспехе, безликий шлем головы, стеклянное забрало и кольчужный покров, — но ни один рыцарь не способен был двигаться так, как двигалась Дейрдре, и не надевал латы на тело столь нечеловечески точных пропорций. Так утонченно мог бы выглядеть лишь воин из иного мира, рыцарь Оберона.

Харрис дивился изяществу пропорций ее миниатюрной фигуры. Он ожидал увидеть тяжеловеса вроде обычных роботов, а теперь осознал, что значительный объем в корпусах механических автоматов отводится под скудоумный, но увесистый электронный блок, руководящий действиями этих устройств; в теле же Дейрдре находился живой мозг, изделие гораздо более искусное и тонкое, чем творения рук человеческих. Металлическим было лишь тело, и его конструкция казалась не слишком сложной, хотя Харрису пока не объяснили, как оно функционирует.

Харрис потерял счет времени, рассматривая фигуру в мягком кресле. Она по-прежнему очаровательна — да, она все та же Дейрдре. Он созерцал ее, и морщины недоверия на его лице — лице человека, изучающего нечто небывалое, — постепенно разглаживались. Скрывать от Дейрдре свои мысли? Зачем?

Она поерзала на подушках. Всколыхнулись длинные гибкие руки — с нечеловеческой, пожалуй, грацией. Харриса встревожил не вид ее тела, но это движение; он вздрогнул, его лицо непроизвольно натянулось. Казалось, Дейрдре внимательно разглядывает его из-под маски-полумесяца.

Она не спеша выпрямилась.

Движение было по-змеиному плавное, словно тело под кольчугой состояло из тех же сочлененных браслетов, что и конечности. Харрис, с тревогой ожидавший механической тугоподвижности, не был готов к такой сверхчеловеческой пластике.

Она молча стояла, ожидая, пока складки кольчуги расправятся и обретут новую форму. Тихо позвякивая, словно далекие колокольца, металлическое одеяние сложилось в светло-золотые скульптурные переливы.

Харрис встал одновременно с ней. Машинально. Теперь они стояли лицом к лицу. В прошлом он ни разу не видел, чтобы Дейрдре замирала в полной неподвижности; не увидел этого и теперь. Она едва заметно покачивалась, ведь в ее сознании пылала та же негасимая жизненная сила, что населяла прежнее тело, и флегматичная неподвижность оставалась для нее недостижима — впрочем, как всегда. Игравшее на золотистом одеянии каминное пламя подмигивало Харрису при всяком ее движении.

Затем она склонила безликую металлическую голову к плечу, и он услышал знакомый негромкий, гортанный, искренний смех — тот же, каким смеялась Дейрдре из плоти и крови. Каждый жест, каждая поза, каждая смена одного движения другим… все это так напоминало прежнюю Дейрдре, что на